Естественно-правовые элементы и принципы обоснования и признания прав личности Остин решительно отвергал, и в этом плане он был близок позициям Ф. Савиньи и Г. Гуго, под руководством которых изучал в молодости юриспруденцию в Гётингене и Берлине. Остин расходился со своими немецкими наставниками в оценке исторических корней права, поскольку ему, как и многим утилитаристам, был присущ -внеисторический подход к изучению права.

Суть юридико-позитивистского подхода в понимании и ис­толковании права хорошо передается формулой «закон есть за­кон». [15]

В историческом плане позитивистский подход выделяет­ся своим негативным отношением к любым конструкциям, ко­торые допускают или терпимо относятся к допущению, что помимо реально существующего и воспринимаемого государст­ва и связанного с ним массива законодательства существует - и с этим надлежит считаться - некое более разумное право и связанное с ним государство, являющие собой эталон для со­поставлений. Подобный же негативизм он распространяет и на концепции естественных и неотчуждаемых прав.

Другой важной и более оправданной особенностью исполь­зования формулы «закон есть закон» является признание ее не­обходимейшим условием нормального общения в нормально организованном человеческом общежитии, своего рода краеугольным камнем в громадном здании государственности и неотъемлемым атри­бутом повседневного правового общения. Существенное значение в концепции Остина имеет трактов­ка права в строгом смысле слова.

Право в строгом смысле уста­навливается для разумных существ другим разумным сущест­вом или существами - таковы законы, установленные богом, и законы, установленные людьми. Но среди второй категории не все можно безоговорочно отнести к праву в строгом смысле, например правила, ус­тановленные лицами и учреждениями, не являющимися суве­ренами. К этому же разряду Остин относит правила, установ­ленные общественным мнением, а также правила моды, правила этикета и законы чести. Остин называл все эти разновидности нормативного регулирования термином «позитивная мораль».

Таким образом, право в широком смысле включает в себя богооткровенное право, позитивное право и позитивную мораль. Между позитивным правом и моралью, а также религией суще­ствует не близость и не сходство, а противоречие. И это должен учитывать всякий законодатель. Противоречие с моралью не лишает право его качественных свойств, даже если оно подвер­гается критике с моральных позиций или испытывает ограни­чительное воздействие со стороны последней.[16]

Наиболее характерным для позиции Остина в этом вопросе было то, что он резко и твердо разводил право и мораль; во­прос о морально должном, о приведении сущего в соответствие с этим долженствованием Остином полностью не снимается, но только выносится за рамки практической юриспруденции. Таким образом, право обособляется от морали ради того, чтобы предметом юриспруденции было исключительно позитивное право - вне всякой зависимости от того, хорошее это право или плохое, несовершенное. Оценки этого рода, по мнению Остина, удел этики или законоведения, но отнюдь не правове­дения.

Естественно, что в своем обсуждении предмета юриспруден­ции и сферы права Остин не мог не коснуться вопроса о право­творческой роли судей и суда. Он склонялся к тому, что и ре­шения суда следует воспринимать как часть права в том случае, когда они признаются в качестве таковых сувереном.

Связав природу права с приказом фактически пра­вящей в обществе группы лиц или одного правителя, Остин тем самым легитимировал правотворчество любой власти. В XX в. такой подход был ис­пользован самыми недемократическими, антиправовыми и не­гуманными политическими режимами, правда, за пределами Англии.

Международное право, как известно, нельзя рассматривать как команду суверена, снабженную санкцией; На этом основа­нии Остин относил его к разряду не позитивного права, а к об­ласти «позитивной международной нравственности», правила которой распространены среди цивилизованных наций, хотя при этом у каждой из них свои собственные туманные пред­ставления относительно того, какими должны быть понятия этой международной нравственности (international morality).

Со временем взгляды Остина на природу права и его взаи­мосвязи с другими областями жизни, судя по всему, измени­лись, и он неоднократно объявлял о своем желании написать новый труд о предмете юриспруденции уже под названием «Принципы и отношения юриспруденции и этики». Вслед за неко­торыми социально ориентированными позитивистами, после­дователями А. Сен-Симона и О. Конта, он высказывал свои предпочтения в пользу правления элиты знания. Вероятная трудность, с которой он столкнулся, была связана с его обособ­лением права от морали, что влекло за собой и обособление «сознания свободы» от позитивного права. В результате, как отмечает исследователь его творчества У. Моррис, «праву так просто стало оставаться одному с имиджем собственной позитивности».