Чрезвычайно сильным проявлением иранского национализма явилось развернувшееся в начале 50-х годов движение за национализацию нефтяной промышленности. Его возглавил М. Мосаддык – лидер Национального фронта, объединивший в борьбе против английской, а позже и американской экономической экспансии интеллигенцию, национальную буржуазию, рабочих, среднее и мелкое чиновничество и вновь духовенство. Победа шахских властей над М. Мосаддыком, вокруг имени которого сложился ореол борца за национальную независимость Ирана, была достигнута в значительной степени благодаря американской поддержке. Это обстоятельство не могло не способствовать распространению в Иране антиамериканских настроений, тем более что, убрав М. Мосаддыка с политической сцены, шах добился восстановления своей пошатнувшейся было абсолютистской власти. В частности, в 1953 г. все партии и другие общественные организации были фактически запрещены, а относительные демократические свободы полностью ликвидированы.

Военно-политическое и экономическое сотрудничество с США, которое стало интенсивно развиваться под новым шахским лозунгом так называемого позитивного национализма, ассоциировалось у большинства иранцев в значительной степени с созданием в 1957 г. САВАК – столь ненавистной в последствии Организации безопасности и информации (одним из главных лозунгов революции 1978–1979 гг. была ликвидация САВАК), расширением жандармских и военных функций государства. В 1955 г. Иран вступил в созданный под эгидой Вашингтона военно-политический блок СЕНТО, в 1959 г. было заключено двустороннее ирано-американское военное соглашение. Львиная доля финансово-экономической помощи США шла на нужды армии, полиции и спецслужб, поскольку Вашингтон стал рассматривать Иран в качестве форпоста борьбы с коммунистической угрозой. Напомним, что к началу революции 1978–1979 гг. в Иране работало свыше 40 тысяч американских советников, которые были задействованы главным образом в военной сфере. По договоренности с иранской стороной все они обладали дипломатическим иммунитетом. Это обусловливало чрезмерно самоуверенное, часто развязное поведение американцев, что вызывало неприязненное, а порой и враждебное отношение к ним со стороны иранцев.

Детально изученные и многократно описанные события из истории Ирана упомянуты нами лишь с целью обратить внимание читателя на то, что иранский национализм, обращенный, в том числе и против США, имел устойчивые историко-психологические корни. В этой связи ярый антиамериканизм, проявившийся в ходе антимонархических выступлений 1978–1979 гг. и сохранившийся затем в качестве одного из главных принципов постреволюционной идеологии, являлся явлением вполне закономерным.

Стремление самоутвердиться, освободившись от навязывавшейся извне «опеки», отряхнуться от насаждаемой европейской культуры обращало мыслящую часть иранского общества, прежде всего интеллигенцию, студенческую молодежь, другие социальные группы к Исламу, усиливало религиозные чувства, подталкивало к общению, к союзу с мусульманским духовенством, которое по своей природе не могло не стоять на позициях решительного противодействия иностранному (т.е., разумеется, прежде всего христианскому) засилью. Такое движение явственно проявилось, например, в ходе той же борьбы за иранскую нефть. Отсюда популярность националистическо-исламских идей, проповедовавшихся, в частности, Д. Али Ахмадом, А. Шариати, представителями Национального фронта, в том числе М. Базарганом – первым послереволюционным премьер-министром Ирана.

В предреволюционные годы исламский национализм стал все более утверждаться на позициях активного противодействия антимусульманской идеологии властей. Несовместимость морали шахского государства с Исламом была очевидна, открыто проявляясь во всем, начиная с обложки одного из популярных иранских журналов, где монарх с супругой были запечатлены мчавшимися на водных лыжах в купальных костюмах, и до легально действовавших ночных клубов, варьете и даже публичных домов. Хотя шах время от времени все-таки старался демонстрировать свою приверженность мусульманской вере, в стране были созданы такие условия, при которых реализовать религиозные убеждения для тех, кто хотел сделать карьеру, заняться политической работой и т.д., то есть для наиболее активной части иранских граждан, было крайне затруднено: религиозность не поощрялась. Тогда она уходила во внутрь, усиливаясь как бы в пику фактически существующим ограничениям.

Итак, стремление иранцев самоутвердиться, отторгнуть довлеющее влияние чуждой культуры обусловило их особую тягу к религии. В ходе антимонархического движения духовенство успешно использовало этот фактор, сумев в большой степени благодаря религиозно-патриотическим, антиамериканским, антизападническим в целом лозунгам объединить вокруг себя широкие слои населения, включая интеллигенцию и учащуюся молодежь, несомненно, составлявших костяк революционных сил. В результате бразды революционного движения, а в дальнейшем и иранского государства были сознательно вверены духовенству, которое к тому же смогло успешно реализовать свои организаторские возможности. Абсолютное большинство населения страны, включая женщин, добровольно надевших на себя чадру, в ходе двух референдумов 1979 г. проголосовало сначала за Исламскую республику, потом за Исламскую конституцию, учредившую в стране верховную власть факиха – духовного вождя нации. Им стал признанный лидер революции аятолла (религиозный сан) Р. Хомейни. Таким образом, в результате революционного переворота в Иране на смену светскому монархическому государству пришло теократическое республиканское. В данном контексте антимонархическая, демократическая по своим задачам революция 1978–1979 гг. являлась, безусловно, исламской. Позже новые порядки, внедрявшиеся исламским государством, вызвали значительную волну эмиграции. Сотни тысяч иранцев (точные данные об их числе отсутствуют) покинули страну и обосновались в США, европейских и некоторых других странах. Среди них было много представителей интеллигенции, студенческой молодежи, не принявших исламского режима. Но это было позже.